Булгаков и армяне

80 лет назад, в 1930 году, доведенный до отчаяния Михаил Булгаков (1891-1940) обращается к советскому правительству с письмом, в котором сообщает, что из 301 отзыва советской прессы о его творчестве “похвальных было 3, враждебно-ругательных — 298”. “На широком поле словесности российской в СССР, — писал он через два дня И.В.Сталину, — я был один-единственный литературный волк. Мне советовали выкрасить шкуру.

Нелепый совет. Крашеный ли волк, стриженый ли волк, он все равно не похож на пуделя”. В этих словах — весь Булгаков. Человек, который не желает приспосабливаться.

За недолгую свою жизнь Булгаков встречал разных людей. Многие его обманывали и предавали, но многие были верны ему до последнего. Среди тех, кто остался верен писателю, были, к их чести, и армяне. В своих воспоминаниях первая жена писателя Татьяна Кисельгоф упоминает, как “осенью 1919 пришла повестка от белых… дали френч, шинель и отправили во Владикавказ… Булгаков жил тогда в комнате у каких-то армян”. “Кaкие-то армяне” в интерпретации первой жены Булгакова не имеют ни имени, ни фамилии, но закон гостеприимства, который в крови у каждого армянина, не мог оставить Булгакова равнодушным. Думается, здесь же он узнал о быте и нравах армян, по примеру семьи составил некоторое представление о народе.
Следующую запись об армянах, вернее об армянке, мы находим у второй жены Булгакова Любови Белозерской. В своих воспоминаниях она уделила довольно много места этому знакомству Булгакова “с молодой и очень хорошенькой девушкой”, надо понимать, не без доли зависти. С красавицей-армянкой Марией (Марикой) Чмишкян Булгаков познакомился в бытность свою в Тифлисе, и с тех пор она стала неотъемлемой частью его “ближнего круга”. Именно ей “выпала печальная доля дежурить у постели умирающего писателя Булгакова в качестве сестры милосердия и друга”. Кстати, приехав в Москву в 1929 году, Марика именно с легкой руки Булгакова выходит замуж за его приятеля Сергея Ермолинского.
В 1927 году супруги Булгаковы знакомятся с семьей выдающегося армянского композитора Александра Спендиарова. Дочь Спендиарова Марина стала их преподавательницей английского языка: “Она пела, рисовала, проявляла артистический дар, была и талантливым педагогом”. В свою очередь Марина Спендиарова вспоминала об одной из их встреч: “… мы с папой были у Булгаковых. Когда я пришла, Михаил Афанасьевич, Любовь Евгеньевна и папа сидели вокруг стола. Меня поразило то, что папа такой грустный, поникший… Чувствовалось, что в сутолочной Москве он соскучился по Армении…” Летом 1930-го Булгаковы слушали оперу Спендиарова “Алмаст” (увы, самому композитору уже не довелось присутствовать на премьере своего детища). Любовь Белозерская оставила в своих воспоминаниях запись о “неизгладимом впечатлении”, которое произвело на их семью “прекрасное произведение армянского композитора”.
18 апреля 1930 года Сталин все-таки позвонил Булгакову и предложил работу во МХАТ. 14 апреля покончил жизнь самоубийством Маяковский, и Сталин, очевидно, опасался нового самоубийства. Так Булгаков становится режиссером-ассистентом Московского художественного театра. Здесь он сближается с Георгием Якуловым и Рубеном Симоновым. Якулов, живописец и театральный художник, имел тесные связи с актерской и театральной средой. Считалось, что именно жена Якулова — экстравагантная еврейка Наталья Шиф — явилась прототипом главной героини булгаковской пьесы “Зойкина квартира”, а декорации спектакля были “откровенно списаны” с дома Якулова. Кстати, за квартирой Георгия Якулова прочно утвердилось прозвище “Зойкина квартира”.
Блистательный исполнитель роли Аметистова в “Зойкиной квартире” актер и режиссер Рубен Симонов встречался с Булгаковым как по творческим делам, так и по не менее “творческим” армянским застольям: “Можно понять, как я был счастлив и как дорого для меня было доверие Булгакова”. Актер всегда подчеркивал, что они, живя рядом, часто виделись и эти встречи доставляли большую радость им обоим.
Брак Булгакова с Еленой Шиловской был для писателя третьим. Большинством “советских граждан” он был встречен в штыки. Одной из немногих, кто одобрил эту женитьбу, была секретарь дирекции МХАТ и личный секретарь К.Станиславского Рипсимэ Таманцева. “Рипси (так ее звали в театре — авт.) одна из немногих, кто приветствовал наш брак”, — писала в своих воспоминаниях Елена Булгакова. Рипсимэ имела огромное влияние на выдающегося режиссера и порою “делала погоду” в театре. Булгакова связывали с ней как деловые отношения, так и семейная дружба. Рипси была даже посвящена в семейные дела супругов Булгаковых.
С середины 30-х Булгакова связывают дружеские отношения с музыкантом и дирижером Большого театра Александром Мелик-Пашаевым. По воспоминаниям жены писателя, Мелик, как его обычно звали в московском дружеском кругу, не только душа всех приемов и вечеринок, но и деловой и серьезный участник всех читок и прослушиваний на квартире Булгакова. Для легкоранимого и мнительного Булгакова мнение таких людей, как Мелик-Пашаев или Симонов, было особенно важно.

В апреле 1940 года, уже после смерти Булгакова, Мелик-Пашаев пишет вдове писателя: “Передо мной лежит открытка. С нее глядят на меня вдумчивые, ласковые глаза. Большой умный лоб перерезан размашистым, крупным почерком. Все! Все во внешнем мире, что осталось мне от любимого друга, — да еще четырехручный “Щелкунчик”, подаренный им давным-давно, в первые дни счастливого знакомства. Как ужасно сознавать, что все это было!”
По материалам исследования доктора
филологических наук Роберта БАГДАСАРЯНА