«Без бемолей и диезов вам сыграет Оганезов!»

Эта шутка, когда-то придуманная Аркадием Аркановым, очень точно отражает характер и творчество замечательного музыканта, пианиста Левона ОГАНЕЗОВА, который ровно 50 лет назад окончил Московскую консерваторию по классу фортепиано, пишет латвийская газета “Суббота”, которая побеседовала с ним на днях…

Кажется, что в его жизни нет места черным клавишам. Стоит только Левону Саркисовичу выйти на сцену — и у зрителей сразу поднимается настроение. Во время фестиваля Juras Perle, который в этом году впервые проходил в Латвии, Оганезов выходил на сцену неоднократно. И всегда — под оглушительные аплодисменты. В чем заключается искусство этого музыканта, понять невозможно: оно и в нотах, и в паузах, и в манере исполнения, и во всем его неподражаемом облике. Сливаясь с музыкой, Оганезов не играет ее, а оживляет. Одно слово — виртуоз.

— Левон Саркисович, по национальности вы армянин, ваша семья родом из грузинского города Телави, а родились и живете вы в Москве. Как в вас уживается такая обширная география?
— Я чистокровный армянин, только грузинский. Армяне разные бывают. В свое время с территории бывшей Армении, а ныне Северной Турции, часть армян бежала в Грузию. Оттуда и пошел наш род Оганезовых. Вообще, Оганезов по-русски — Иванов. Оганез — это армяно-греческая транскрипция имени Иоанн. Я неплохо говорю по-грузински, даже лучше, чем по-армянски. Но Москва, безусловно, мой родной город. Я там родился, учился, женился, вышел на сцену…

— Ваша профессия — аккомпаниатор, но складывается впечатление, что вы можете все! Играть, аранжировать, импровизировать, вести диалог с залом…
— Жизнь заставила. Я горжусь своей профессией и делаю гораздо больше, чем аккомпаниатор. Если приходит певец и просит выбрать песню — выбираю. Просит сделать аранжировку — делаю. В том числе и для оркестра — неважно, большого или маленького. Нужно рассказать о жизни какого-то композитора — расскажу с удовольствием. Надо пошутить — буду шутить, не надо — буду серьезен. Стараюсь все делать профессионально. Потому что в моем возрасте уже стыдно быть просто способным, нужно быть мастером.

— А сами сочиняете музыку?
— С детства. Наверное, я родился композитором, но не сложилось… Вот слушаю, допустим, пластинку или диск с песней и мысленно добавляю те голоса, которых там не хватает, как мне кажется. Не люблю повторять чужие фразы — люблю придумывать свои. Даже играя чужую музыку, я всегда одеваю ее в свою рамку.

— В обывательском представлении руки пианиста должны быть утонченными, с длинными пальцами. Ваши к этому определению явно не подходят. Как удается творить на рояле такие чудеса?
— Техника игры зависит не от формы руки, а от скорости мысли, от сигнала, который посылаешь пальцам. И чем меньше природа мне дала, тем больше я приспосабливаюсь, придумываю собственные приемы. Будь моя рука идеальной, не нужно было бы прилагать усилий. Вот у Коли Петрова была идеальная рука. Для него технических трудностей не существовало. А у меня есть дефекты: короткий первый палец, например. Но я приноровился, могу играть и без большого пальца…

— Вы аккомпанировали многим великим певцам и артистам: Клавдии Шульженко, Андрею Миронову, Иосифу Кобзону, Ларисе Голубкиной, Валентине Толкуновой… С кем было комфортнее всего работать?
— К любому хорошему артисту надо приспосабливаться. У меня был длительный период работы с Кобзоном. Это редчайший по мастерству человек, у нас с ним теплые человеческие отношения. Я очень дружил с Андрюшей Мироновым. Каждый его концерт — это нечто незабываемое. Олег Анофриев никогда не халтурил, поэтому работать с ним было очень приятно. Людмила Марковна Гурченко к любому выходу относилась как к иконе — все у нее было продумано: платье, интонация, поворот… О каждом могу сказать только хорошее. Со всеми комфортно было. Все талантливые, все музыкальные.

— Почему вы, музыкант божьей милостью, предпочли стать аккомпаниатором, а не сделали сольную карьеру пианиста?
— Пианисты-солисты получали гроши. А у нас в семье так считалось: если ты мужчина, то чем бы ты ни занимался — обязан приносить деньги. Если успешно работаешь — хорошо, а не добиваешься успеха — родственники тебе скажут: бросай это дело, у тебя не получается. Это отложилось у меня в голове наскальной фреской. И я с 16 лет подрабатывал: был концертмейстером в школе, вечерами играл в ресторанах — меня часто приглашали. В 18 лет волею случая я вышел на профессиональную сцену — меня позвали аккомпанировать в Колонном зале Дома союзов. Став артистом «Москонцерта», начал постоянно ездить на гастроли. Уставал, конечно, как собака. Зато появились неплохие деньги. Я мог ни в чем себе не отказывать и не жаться, когда хотелось куда-то пригласить понравившуюся девушку…

— О девушках, если можно, поподробнее. Вы просто околдовываете слабый пол. В чем секрет?
— Для мужчины внешность — это второстепенный вопрос. Кстати, и для женщин тоже. Умная женщина, не обладая красотой, найдет способ подать себя. А мужчина тем более! Я никогда не задумывался, что я небольшого роста, что у меня не крутые бицепсы. Я сам себе всегда нравился! К тому же я артист, и поэтому, как цыганка, могу заговорить любую, взять телефончик. Однако первой женщиной, которой я предложил руку и сердце (и последней, кстати), была моя жена Софья…

— Как вы познакомились?
— В тот день я вернулся в Москву с гастролей. Мелких денег на такси не было — решил поехать домой на автобусе. Она вошла, я уступил ей место. Эта девушка и стала моей женой. Мы живем вместе уже больше 45 лет и ни разу не поругались.

— Такое возможно?
— Всем, кто ругается, могу дать совет: почаще разлучайтесь. Когда я уезжал на гастроли, а потом возвращался, то всегда женился заново. И еще один совет: никогда не спорьте с женой!

— Ваши дочки продолжили музыкальную династию?
— Маша и Даша учились музыке, но выбрали другой путь. Дочки живут в США. Старшая, Машенька, финансовый аналитик по профессии, открыла продюсерскую компанию. Сейчас занимается организацией концертов, устраивает фестивали. Младшая дочь Даша работает в области пиара в крупной корпорации.

— В свое время вы тоже уехали в Америку. Чем там занимались?
— Когда Маша уехала в США, Даше было 13. Мы с женой не хотели, чтобы сестры жили далеко друг от друга, и перебрались на определенный период в Америку. Я сразу же получил приглашение преподавать в музыкальной школе, набрал учеников.

— А что за история произошла там с вами, Адриано Челентано и Хулио Иглесиасом?
— Это две разные истории. Я работал в ресторане Hermitage неподалеку от Линкольн-центра. Однажды туда пришла группа итальянцев во главе с Адриано Челентано. Я тут же стал играть попурри из его самых известных песен. Он подошел и сказал по-английски: «Кроме тебя, в этом (непечатно выругался) городе никто моей музыки не знает». Оказывается, это его очень обижало. А история с Хулио Иглесиасом произошла на частной вечеринке. Некий русский магнат пригласил певца выступить. Первую песню гости слушали с удовольствием, на второй стали тихонечко разговаривать, а потом начали вставать, ходить к бару, курить… Слушал, как замечательно поет Хулио, я один. Он, видимо, подумал, что я заказчик, и после выступления кинулся меня обнимать.

— Почему вы вернулись в Москву?
— Позвонил Игорь Угольников и пригласил стать соведущим в новой программе «Добрый вечер с Игорем Угольниковым». Я немедленно собрался и приехал…

— Многие годы вы были музыкальным ведущим популярной программы «Белый попугай». Как вы в ней оказались?
— Мне позвонил Григорий Горин, с которым мы дружили, и пригласил поучаствовать. Программа получилась такой смешной, что посыпались письма от телезрителей с просьбой сделать еще несколько программ. Но вскоре мы столкнулись с проблемой: хороших анекдотов на самом деле не так много, как кажется. Поэтому артисты начали рассказывать веселые истории из жизни. Передача просуществовала 10 лет…

— Что запомнилось с тех времен?
— Не что, а кто. Аркадий Арканов, человек неиссякаемого остроумия, царство ему небесное. Блистательные остроты из него просто выскакивали. И все это выдавалось с неизменно невозмутимым выражением лица. Помню, зашел к Аркаше в больницу, а он говорит мне: «Я придумал себе электронный адрес: я — собака — ум — точка — ру». Через неделю умер… Юрий Владимирович Никулин был абсолютным гением. Мы постоянно обменивались анекдотами. Мои Юра тут же корректировал. Точно знал, какие детали нужно убрать, прямо математически рассчитывал идеальную формулу анекдота. Когда его спрашивали: «Вы вот такой анекдот слышали?» — он отвечал: «От вас — нет». Однажды мы приехали на гастроли в провинцию. Переодевались перед выступлением в спортзале. Никулин говорит: «Хочешь, фокус покажу?» И на одной левой руке начинает подтягиваться на турнике. А ему тогда было 62 года. Мне такое и в молодости не снилось!

— Музыка, сцена, телевидение, юмор… Есть ли в жизни что-то, что вам неинтересно?
— Есть. Например, политика. Или вопрос, куда вложить деньги. Я гуманитарий чистой воды. Меня легко обмануть в математических расчетах, но в музыке — нельзя.

— Как вы относитесь к своей известности?
— Я ее не добивался — она сама пришла. Не знаю уж почему. Может, потому, что я никогда не отказывался от любой работы? Как бы то ни было, мне приятно, что это произошло.

— Если бы сегодня вам представилась возможность начать жизнь заново, что вы в ней изменили бы?
— Ни-че-го! Ни в работе, ни в жизни, ни в семье… Если бы мне довелось все повторить сначала, то я выбрал бы то же самое и тех же самых.

— Значит, вы абсолютно счастливый человек!
— Ощущение полного счастья, как говорил Марк Твен, может быть только у идиота. Счастье — это минута или секунда, когда тебе что-то удалось. Вдруг хорошо сыграл или что-то делал — и у тебя получилось. Вот бабушка или дедушка говорят внуку: «Ты мое счастье». И они правы, потому что внуки — это действительно наше счастье. Но потом они вырастают. Расскажу вам на прощание старый одесский анекдот. Одного еврея спросили: что такое счастье? «Жить в Советском Союзе». — «А что такое несчастье?» — «Это иметь такое счастье»…

Елена СМЕХОВА