АРТУР ГРИГОРЯН: «НЕ ТЕРПЛЮ ФАЛЬШИ В МУЗЫКЕ И В ЖИЗНИ»

В минувшую пятницу, 3 февраля, стало известно о безвременной кончине композитора, песенника, народного артиста Армении Артура Григоряна. Он скончался в больнице на 64 году жизни, после тяжелой продолжительной болезни. В официальных сообщениях и соболезнованиях, которые не замедлили последовать, исключительно стандартные фразы, как и водится, не отражающие всей той боли, что испытывают ныне родные и близкие, поклонники этого талантливого музыканта. Предлагаем вашему вниманию интервью, в котором Артур Григорян, прежде всего, человек и семьянин: замечательный супруг и отец.

Даже тем, кто очень далек от армянской эстрады, представлять Артура Григоряна нет особой нужды. Из стен созданного им Театра песни вышло не одно поколение талантливых исполнителей, а сам руководитель всегда отличался своей принципиальностью и собственным взглядом на армянское эстрадное искусство. Однако сегодня мы хотим представить Артура Григоряна не столь как талантливого композитора и человека, дающего путевку в жизнь молодым дарованиям, сколь как отца, мужа и главу семьи, отношения в которой буквально пронизаны теплотой, любовью и взаимоуважением.

О БЕЗВКУСИЦЕ И АРМЯНСКОЙ ЭСТРАДЕ

— Я начал работать с 17 лет и не потому, что нужно было зарабатывать, — говорит Артур Григорян. — Я очень люблю работать и не представляю своей жизни без этого. Окончив музыкальное училище в Ереване, я уехал в Москву и поступил в ГИТИС на факультет эстрадной режиссуры. Вернулся, открыл свой Театр песни, пишу музыку и занимаюсь своим любимым делом.

— Как я понимаю, вы не в восторге от того, что происходит сегодня на эстраде?


— Меня совсем не радует то, что я вижу на эстраде, и мне хочется оставаться на тех позициях, от которых я изначально отталкивался. К сожалению, безвкусица сейчас превалирует, и на это есть как объективные, так и субъективные причины. На безвкусицу легче «клюют», это помогает оставаться на плаву, быть популярным и зарабатывать деньги. Хотя, с другой стороны, можно хотя бы поделить свое творчество: 50% отдать на откуп безвкусице и популярности, а 50% — тому искусству, которым и должен заниматься настоящий певец и музыкант. Сегодня у нас есть певцы, которые не ушли окончательно в попсу, и сейчас вполне успешны в своей деятельности. Конечно, есть и категория певиц, которые поют ногами. У них есть свои спонсоры, все преподносится весьма эффектно, но это лишь мишура.

— Как у вас складываются взаимоотношения с коллегами по шоу-бизнесу?


— Не очень хорошо, потому что я недоволен всем тем, что делается, как говорят, «левой рукой», и высказываю это вслух. Когда я вижу, во что превращают продюсеры моих талантливых певцов, и не могу на это спокойно смотреть. Хотя периоды «неинтеллектуальной музыки», на которую ходит народ, некоторые певцы проходят для того, чтобы заработать денег и начать работать с настоящим музыкальным материалом. Но многие, к сожалению, на этой неинтеллектуальной стезе так и остаются. Дело ведь не только в эстраде, здесь все взаимосвязано: люди вокруг неинтеллектуально общаются, неинтеллектуально отдыхают, едят, разговаривают…

— Вам предлагали остаться в Москве. Может, там было бы лучше, и все сложилось бы иначе?


— Я не смог бы там жить и работать, хотя Илья Резник мне говорил: «Оставайся, будешь вторым Раймондом Паулсом». Но я вернулся.

— Пару десятилетий назад, когда на нашей эстраде было всего несколько ключевых фигур, было легче прививать вкус?


— Я всегда писал другую музыку – не плохую или хорошую, а просто другую. В 1983 году мы стали с Татевик Оганесян исполнять песни, близкие к популярной музыке, но все же другие – с правильной гармонией, мелодикой. И на общем фоне это «выстрелило». Конечно, в тот период мне было комфортнее и легче прививать этот вкус. Сначала был клуб «Азат Жаманц», потом программа на телевидении «Айо» и, наконец, в 1994-м я создал свой Театр песни.

— Чему вы учите молодых в первую очередь?


— Обучение певческому мастерству – это последний этап. Самое главное, что я учу их жизни – правильно вести себя, со вкусом одеваться, больше читать. Я учу их всему, что им нужно знать как исполнителям — как подходить к микрофону, как работать со зрителем, какой выбрать костюм. Естественно, из 200 моих сегодняшних учеников не все выйдут выдающимися певцами или певицами, но, по крайней мере, это будут люди, умеющие со вкусом одеваться и правильно себя вести. Мне нравится сегодняшнее поколение – 18-19-летние парни и девушки, которых еще не успело испортить то, что происходит вокруг.

— А сколько человек из этих 200 должны выйти настоящими певцами, чтобы вы посчитали свою задачу выполненной?


— Хотя бы 7-8 человек.


— И не жалко тратить свои силы, время или энергию на остальных учеников, изначально зная, что профессиональных певцов из них не выйдет?


— Но ведь не все же, например, выходят из стен Мединститута выдающими врачами, но их всех обучают. Так что тратить силы, во всех случаях, нужно.

— Вы общаетесь со своими бывшими учениками?
— Не со всеми, но со многими. Они все для меня родные. Меня иногда называют «крестным отцом шоу-бизнеса», но я с этим не согласен. О каком бизнесе идет речь, если я ни на одном своем ученике не делал и не буду делать деньги? Я отношусь к ним, как к своим детям, а как можно делать деньги на своем ребенке? Для многих из них я, как папа: Нуне Есаян когда звонит, всегда говорит: «Пап, как дела?»

— С каждым поколением молодежь, наверняка, меняется. Вы вырабатываете для каждого поколения свою стратегию общения, свой язык?


— Естественно. Стержень, конечно же, остается, но я стараюсь говорить на понятном им языке. Это делается для того, чтобы они видели во мне друга, с которым можно общаться, и при этом человека, которого нужно уважать. Главное – это уважение, а любить нужно только редкие вещи. И редких людей.


ЧТО ЛЮБИТ АРТУР ГРИГОРЯН, ИЛИ О ПОЛЕТЕ НА ВЕРТОЛЕТЕ

— А что и кого любит сам Артур Григорян?


— Я люблю свой дом, где мне уютно и все под рукой. Моя семья и мой Театр – это самое любимое, что у меня есть, и я считаю себя счастливым человеком. Все равно за 70 лет, отведенных человеку, невозможно получить все. Нужно правильно прожить эту жизнь: оставить после себя доброе имя и вырастить детей.


— В каком возрасте вам было наиболее комфортно? Может быть, в молодости?


— Нет, сейчас. Я выполняю миссию, которая на меня возложена, и чувствую себя очень комфортно.

— Вам приходилось себя ломать, что-то менять в характере?


— Мне – нет, меня жизнь ломала и меняла, но очень осторожно.


— Осталось ли в жизни что-то нереализованное?


— В принципе, нет. Все, что я планирую, рано или поздно воплощается в жизнь.

— Никогда не хотелось заняться чем-то другим? Или еще чем-то, помимо любимой работы?


— Я с детства мечтал стать летчиком. Когда впервые сел за штурвал вертолета, детям было 5 и 6 лет, они с Ирой были в салоне. Командир посадил меня за штурвал летящего вертолета и сказал: «Ты тут действуй, а я скоро вернусь». Так я впервые ощутил чувство полета. Его, конечно, словами не опишешь, это нечто особенное… У меня в компьютере есть игра-тренажер, и я, когда выдается свободная минутка, управляю и сажаю самолеты в разных аэропортах мира. Причем когда выбираю конкретный аэропорт, то там все, как в действительности. Моя семья летом собиралась в Дубай, так я до этого сам «слетал» туда, изучил аэропорт, полосу, время полета и потом дал «добро».

— Вы гурман?


— Нет, мне очень мало надо. Хотя люблю овощи и морскую пищу.


— Море тоже любите?


— Нет, я больше «лесной» человек. Могу часами сидеть и любоваться лесом. Как и смотреть телепередачи о животных.


— Вы умеете отдыхать?


— Я отдыхаю, когда работаю. По-другому не умею. Вчера, например, был четырехчасовый концерт на стадионе в Степанакерте, и все это время я провел под ливневым дождем. Потом, конечно, почувствовал усталость, но за эти 4 часа — ни разу. Это то, что мне в себе нравится – не уставать работать.


— А чувство опустошенности бывает? Когда чувствуешь, что эмоционально иссяк, и нужна подпитка?


— Я получаю ее дома.



О СЕМЬЕ И ПЕРИОДАХ МОЛЧАНИЯ

— У каждой супружеской пары бывают кризисы…


— Бывают, и мы не исключение.

— И как вы их преодолевали?

— Больно.

— Главное, что преодолели, — вступает в разговор жена Артура Григоряна Ирина.

— И за счет чего удалось сохранить отношения?


Артур Григорян: За счет женской мудрости.


— Ирина, трудно быть женой такого человека?


Ирина: Трудно вообще быть женой. Хотя бытует мнение, что быть женой творческого человека двойне труднее, но все это компенсируется за счет того, что нет рутины, и общение друг с другом нам всегда интересно.


— Вы чаще молчите или беседуете друг с другом?


Артур Григорян: Сейчас чаще молчим, потому что больше понимаем.


Ирина: Да, это так. Мы можем смотреть фильм вдвоем и даже не обсуждать его по ходу. Достаточно посмотреть друг другу в глаза, и все становится понятным. Мы настолько хорошо друг друга знаем, что порой нет нужды что-то лишний раз обсуждать или комментировать.

— Муж привередлив в быту?


Ирина: Нет, я бы так не сказала. Просто я уже знаю, что Артур любит – например, из еды, и с удовольствием ему готовлю. Он любит комфорт, чистоту, уют, иногда любит подолгу помолчать, и мы стараемся его не перебивать.


Артур Григорян: Вот с завтрашнего дня как раз начинается период молчания.


— И как это все происходит?


Артур Григорян: Я на выходные останусь дома, буду отдыхать, молчать, но всех держать в поле зрения.

Ирина: В эти дни мне и детям достаточно переговариваться с ним взглядами.


— Вытащить мужа из дома – это большая проблема?


Ирина: Да, он этого не любит, и особенно – ходить на всякие мероприятия или тусовки.


Артур Григорян: Я вообще на них не хожу, даже если приглашают очень высокопоставленные люди.

— Ирина, давайте по-женски посекретничаем. Люди искусства вечно окружены всякими сплетнями, и у жен, наверняка, бывают поводы для ревности…


Ирина. На самом деле, люди искусства внутренне более чистые. Просто это публичные люди: с кем-то спел, кого-то в щечку поцеловал. Я никогда на это не реагировала, тем более что у нас с Артуром очень доверительные отношения.

— Сколько лет вы женаты?


Артур Григорян: 23 года. Мы прошли путь многих семей: сначала было трудно, не было денег и возможностей для хорошей жизни.


Ирина: Но это был, пожалуй, самый счастливый период нашей жизни. У нас постоянно были люди. Тогда еще не было Театра песни, и первое поколение певцов приходило к нам домой репетировать, то есть они становились певцами буквально на глазах.


— А в это время на хозяйке был весь дом и двое маленьких детей…


Артур Григорян: Ирина отличный врач, но я не разрешил ей в свое время работать. В тот период важнее было, чтобы она занималась детьми.

— Ирина, а вы не жалеете об этом?


Ирина: Конечно, жалею, что в чем-то не самореализовалась. Но не жалею в том плане, что мне намного интереснее все происходящее вокруг меня, в нашей семье, и я полностью вжилась в то, чем занимается Артур.


Артур Григорян: Кстати, дизайн нашего дома – это целиком дело рук Ирины.


— Вам определенно надо заняться этим всерьез! Очень стильно.


Артур Григорян: Я лично уже не против, чтобы она сейчас работала.


— Ирина, вы слышали? Я это записала, так что можно выходить на работу!


Ирина: Уже поздно, думаю, начинать. Моя работа в том, чтобы создавать уют и комфорт в семье. Детей воспитывать уже не надо – они выросли, и выросли умными и мудрыми не по годам.


— Это они в маму или в папу?


Артур Григорян: Они взяли все лучшее от нас обоих.

НЕ-КОНФЛИКТ ПОКОЛЕНИЙ

— У вас взрослая дочь и сын. Артур Григорьевич, никогда не хотели привлечь их к тому, чем вы занимаетесь?


Артур Григорян: Нет, это никому не нужно, Каждый из них выбрал свой путь, нормальную специальность. Зачем им мучиться в этом шоу-бизнесе?

— Конфликты поколений случаются?


Артур Григорян: Очень редко.


Ирина: У меня практически их не бывает. Мы очень дружим, все обсуждаем, секретов у детей от меня нет – по крайней мере, у дочки.


Артур Григорян: Я тоже больше друг, чем папа, но бывает, конечно же, когда я высказываюсь о том, что мне не понравилось.


Мане: Папа строгий, но мы с ним большие друзья – я могу поделиться с ним абсолютно всем. И вообще больше всех он любит меня, а я — его.

Артур Григорян: Это правда. Когда я уезжаю, то Мане буквально заболевает от тоски, и я тоже. Вы не поверите: если у нее где-то болит, то у меня начинает болеть в том же месте. У нас какая-то особая связь.

— Чем вы сейчас занимаетесь, Мане?

Мане: Учусь в магистратуре, факультет международных отношений, и являюсь ведущей программы «Рубикон». Папа, конечно, не в восторге от моего появления на телевидении, но это был мой выбор.

— Нарек, а вы часто спорите с отцом?

— Нет, практически никогда. Если я не согласен, пробую, конечно, его переубедить.

— А он убеждаемый папа?

— Иногда получается. Но я стараюсь переубеждать только по тем вопросам, которые очень важны для меня. В остальном его слово для меня решающее. Хотя мы лучше понимаем друг друга молча – можем ехать в машине несколько часов и за это время перекинуться лишь парой фраз…

Яна Джангирова